Неточные совпадения
«Разве не то же самое делаем мы, делал я,
разумом отыскивая
значение сил природы и смысл жизни человека?» продолжал он думать.
Я совершенно отрицательно всегда относился к этическому формализму Канта, к категорическому императиву, к закрытию вещей в себе и невозможности, по Канту, духовного опыта, к религии в пределах
разума, к крайнему преувеличению
значения математического естествознания, соответствующего лишь одной эпохе в истории науки.
Когда
разуму было придано исключительно гносеологическое или субъективно-психологическое
значение, он потерял свой вселенский характер и превратился в
разум малый, в человеческий рассудок.
Поэтому германский идеализм,
значение которого огромно, показал лишь бессилие диалектической мысли в конечных ее выводах, он обнаружил саморазложение
разума как начала рационалистического.
Оставя две капитальные стороны пьесы, которые так явно говорят за себя и потому имеют большинство почитателей, — то есть картину эпохи, с группой живых портретов, и соль языка, — обратимся сначала к комедии как к сценической пьесе, потом как к комедии вообще, к ее общему смыслу, к главному
разуму ее в общественном и литературном
значении, наконец, скажем и об исполнении ее на сцене.
Хотя надобно признаться, что в этих словах можно добраться до некоторого смысла, но я притворился, что вовсе их не понимаю, и Рубановский принялся объяснять мне таинственное
значение «идей, изображенных буквами, кои
разум человеческий разуметь должен».
Явные и постоянные черты всякой реакции всегда выражаются в том, что победители начинают бояться
разума, которым они пользовались как оружием и силу которого хорошо знают; побежденные же сомневаются в силе
разума, мировое творческое
значение которого не вполне ясно им, ибо побежденным является народ, а его, как известно, не очень охотно знакомят с могуществом
разума и науки.
Разум открывает человеку смысл и
значение его жизни.
Хотя предметы веры, без всякого сомнения, находятся вне круга нашего разумения, выше его, однако
разум и по отношению к ним имеет такое важное
значение, что мы без него обойтись никак не можем. Он исполняет как бы назначение цензора, который, допуская из области веры выше
разума стоящую, то есть метафизическую, истину, отрицает всякую мнимую истину, которая противоречит
разуму.
Обычно это религиозное опознание называется верой, которая и получает поэтому столь центральное
значение в гносеологии религии: анализ природы веры есть своего рода «критика религиозного
разума».
Переведенное на религиозный язык, т. е. на язык отрицательного богословия, кантовское учение о вещи в себе, установляющее права веры («практического
разума») и открывающее двери мистике, получает совершенно особенное
значение.
Разум, предоставленный своим силам, может и должен идти лишь апофатическим путем, положительные же определения Божества могут составлять только предмет откровения и содержатся в Слове Божием, где сообщаются различные имена Божий; анализу
значения этих имен и посвящен трактат.
Конечно, и «чистый
разум» софиен в своем основании, и он отражает свет Логоса, но он не имеет абсолютного
значения, а есть состояние, свойственное именно данному разрезу бытия, и теряет свое
значение по мере углубления в софийную основу мира.
Потребностями называют однако только те условия, которые сознаны. Но сознанные условия, как только они сознаны, теряют свое настоящее
значение и получают всё то преувеличенное
значение, которое дает им направленный на них
разум, и заслоняют собою истинную жизнь.
Я согласен, что определять законы мира из одних выводов
разума без опыта и наблюдения есть путь ложный и ненаучный, т. е. не могущий дать истинного знания; но если изучать заявления мира опытом и наблюдениями, и вместе с тем руководствоваться в этих опытах и наблюдениях понятиями не основными, общими всем, а условными, и описывать результаты этих опытов словами, которым можно приписывать различное
значение, то не будет ли еще хуже?
Жизнь каждого из тех людей, кого я видел за эти дни, движется по строго определенному кругу, столь же прочному, как коридоры нашей тюрьмы, столь же замкнутому, как циферблат тех часов, что в невинности
разума ежеминутно подносят они к глазам своим, не понимая рокового
значения вечно движущейся и вечно к своему месту возвращающейся стрелки, — и каждый из них чувствует это, но в странном ослеплении уверяет, что он совершенно свободен и движется вперед.